Спасти штурмана Мурахтина: неизвестные факты рискованной операции в Сирии

О подробностях крушения СУ-24 рассказывает «Звезда». Наверное, это выглядело так: на бортовых часах фронтового бомбардировщика Су-24 с бортовым номером «83» стрелки часов показывали 10 часов 25 минут московского времени 24 ноября 2015 года.

Минуту назад борт, управляемый подполковником ВКС РФ Олегом Пешковым, выполнил второе бомбометание по позициям джихадистов в районе населенных пунктов Кепир-Мортлу-Захия на севере Сирии по полученному боевому заданию. И здесь, отворачивающий в сторону авиабазы на аэродроме Хмеймим российский Су-24 М, получил ракету с подкравшегося с турецкой территории истребителя F-16.

«Командир, у нас попадание в правый двигатель, горим», — наверняка так доложил обстановку после удара ракеты штурман бомбардировщика капитан Константин Мурахтин.

Тяга упала, высота стала резко теряться — самолет подбит и фактически уже падает не реагируя на приборы управления. В этой ситуации единственное решение — катапультироваться. Решение в этой ситуации принимает только командир. И Олег Пешков дал такую команду. Уже через несколько секунд в ясном утреннем небе над Сирией на высоте примерно в 6 тысяч метров раскрылись два парашюта.

Срабатывание при катапультировании — автоматическое, без возможности свободного падения и ручного открытия парашюта ближе к земле, ведь пилоты банально могут быть ранены и находиться без сознания. Спускаться с такой высоты на парашюте — 10–15 минут. Наши летчики были в сирийском небе идеальной мишенью для боевиков ИГИЛ*, которые именно в этом месте ждали подобного инцидента.

Подполковник Олег Пешков оказался чуть ближе к позициям джихадистов и его тело изрешетили в воздухе. Стреляли как в тире. Штурмана Константина Мурахтина отнесло ветром в сторону и точность стрельбы крупнокалиберных пулеметов оказалась не эффективной. Он приземлился неповрежденным. Но, в окружении враждебных отрядов джихадистов, его жизнь висела на волоске.

10.35 мск 24 ноября капитан Мурахтин приземлился на незнакомой местности, понимая лишь то, что он находится на территории Сирии. Какие вооруженные отряды вокруг — неизвестно. Штурман еще не знал, что командир, спускаясь на парашюте, погиб под шквальным пулеметным огнем с земли, но он знал, как нужно действовать в подобной ситуации самостоятельно.

Закапывать парашют для маскировки — долго и бесполезно. Поэтому Константин, зная, что сигнал аварийных маяков, автоматических подавших сигнал бедствия, уже принят на российской авиабазе, тут же его отключил. Чтобы не перехватили боевики. Четко зная инструкции по действиям в подобной ситуации, Константин освободился от подвесной системы парашюта и, выбрав наиболее безопасный маршрут, постарался максимально удалиться от места приземления.

Он слышал по раздающейся на удалении чужеродной речи, что его ищут джихадисты и потому действовал максимально скрытно. Зная, что спасательная экспедиция по его вызволению уже началась.

Как рассказал тогда официальный представитель Министерства обороны генерал-майор Игорь Конашенков, операция по поиску экипажа сбитого российского Су-24 М началась уже через 15 минут после известия о потере самолета. В квадрате поиска между вершинами Дурин и Туркман у сирийско-турецкой границы. Там шли активные боевые действия. К предположительному месту крушения были отправлены три вертолета.

Капитан Мурахтин слышал и даже визуально наблюдал российские вертолеты, которые в плотной зоне огня пытались приблизиться к тому месту, где еще недавно был слышен сигнал его «маячка». Но, наблюдая концентрацию боевиков, он постарался уйти из этого района, тем более, что один из вертолетов был подбит. Пройдя по горам около 5 километров, он нашел укрытие в котором и замаскировался. С момента подбития самолета прошло немногим более двух часов.

По мнению экспертов ВВС считается, что наиболее эффективным может быть поиск сбитого летчика над территорией противника, который осуществлен в течении 4 часов. Если операция по спасению пилота затягивается, то вероятность его обнаружения неприятелем только увеличивается.

«Первая задача катапультировавшихся над чужой территорией пилотов — побыстрее уйти с места приземления, — говорит Герой Российской Федерации, заслуженный военный штурман России подполковник запаса Владимир Богодухов. —. Все эти действия наши пилоты отрабатывают в центре выживания в Джубге, который расположен на Черноморском побережье».

Еще в советские времена военные летчики проходили такие сборы в различных климатических зонах — северных (Мурманск, Петропавловск-Камчатский), южных (в районе крымского Судака). На этих двухнедельных курсах военных летчиков учат совершать переходы в горах, в том числе с альпинистской подготовкой, изучать правила маскировки и ориентирования на местности, отрабатывать элементы рукопашного боя и многому другому. В том числе умению скрытного радиоэфира.

Капитан Константин Мурахтин, как и все летчики российской группировки ВКС в Сирии, прошел такие сборы в Джугбе. Так что он был готов к подобному испытанию не только морально, но и с практической точки зрения. И знал — свои не бросят и обязательно спасут. Впрочем, подобная практика существовала в русской, советской и российской армии всегда — наши своих не бросают.

«За десять лет войны в Афганистане мы потеряли более 300 вертолетов и 100 самолетов, в том числе сбитыми над территорией контролируемой моджахедами, — рассказывает бывший командующий 40-й армии ОКСВ Борис Громов. — В каждом случае организовывалась поисково-спасательная операция с привлечением наземных и воздушных средств, в ход бросались все силы, чтобы спасти попавших в беду летчиков.

Многие погибли при попадании переносных зенитных ракет в самолеты и вертолеты, но очень многих спасли, буквально вытащили из лап душманов. Вопрос о целесообразности спасения пилотов не стоял ни при каких обстоятельствах. Если летчики попадали в беду — им на выручку направлялись все силы».

Вспомнил Борис Громов и случай, когда зимой 1988 года в районе Пандшерского ущелья из ПЗРК «Стингер» был сбит истребитель-бомбардировщик Су-17 М4, который пилотировал командир авиационной эскадрильи майор Сергей Юрчук. Пилот катапультировался, но приземлился высоко в горах. При приземлении он был ранен. Из-за крутизны склонов подобраться к нему на высоту в 6000 метров было невозможно ни советским солдатам, ни афганским моджахедам. И тогда на горную кручу на парашюте с вертолета десантировался прапорщик Николай Скрипка, который приземлился возле пилота и помог ему спуститься на площадку, где обоих смогли забрать вертолеты.

Штурман Константин Мурахтин знал — помощь придет в любом случае. Но капитан понимал, что пользоваться аварийной УКВ радиостанцией индивидуального пользования Р-855УМ нужно очень осторожно. И не выходил в эфир. Поэтому и поиски шли так долго — в течении 12 часов. Как ему удалось связаться со спасателями — не раскрывается. Шла речь о том, что он отправил СМС по телефону. Возможно. Но обнаружить сбитого пилота все же помогла именно специальная аппаратура, входящая в комплект НАЗ (носимый аварийный запас).

Не раскрывая особенностей ее применения, можно сказать, что слышать верный сигнал может только тот, кому это нужно — благодаря системе кодирования. Кому не нужно — будет отправлен совсем в противоположную сторону. Благодаря этому джихадисты и не смогли обнаружить нашего пилота, хотя порой, в процессе поиска, приближались к Константину едва ли ни на расстоянии нескольких метров.

Капитан Мурахтин сделал после катапультирования больше, чем возможно. Казалось бы, беспомощный на земле летчик, который только в небе ас (к слову, Константин стал победителем среди штурманов на международном конкурсе по воздушной выучке летных экипажей «Авиадартс-2014») он сумел продержаться на вражеской территории 12 часов, пока ему на выручку не подоспели российские морпехи и сирийский спецназ.

В 22.30 мск 24 ноября 2015 года капитан Константин Мурахтин уже находился в салоне российского вертолета Ми-8, который эвакуировал его на российскую авиабазу на сирийском аэродроме Хмеймим.

* запрещенная на территории РФ террористическая группировка