«Образ турка как мусульманина был сильно идеализирован»

Политический конфликт между Москвой и Анкарой уже обрел общественное измерение.

В турецком сегменте интернета наблюдается антироссийская истерия и рост русофобских настроений. Российские блогеры отвечают туркам взаимностью.

При этом не стоит забывать и об исламском факторе, учитывая давние связи Турции с общественными организациями российских мусульман.

Ранее Владимир Путин уже назвал целенаправленную политику властей Турции по исламизации страны одной из составляющих текущего конфликта:

«Мы сами поддерживаем ислам и будем это делать, но речь идет о поддержке такого более радикального, что ли, направления. И это само по себе создает очень неблагоприятную среду, атмосферу, которую на первый взгляд и не видно», — пояснил российский президент.

Сможет ли Эрдоган привлечь российских мусульман на свою сторону и разыграть «исламскую карту»? Насколько оправданно мнение о нем как об исламисте? Как много в Турции сторонников радикального ислама? Об этом рассказал руководитель Центра исламоведческих исследований Академии наук Республики Татарстан Ринат Патеев.

— Ринат Фаикович, как вы считаете, насколько значимым может оказаться религиозный фактор в случае углубления конфликта между Россией и Турцией? Может ли Эрдоган разыграть «исламскую карту» для того, чтобы получить дополнительную поддержку своей позиции как в Турции, так и за ее пределами?

Ринат Патеев: Не думаю, что через исламский фактор Эрдогану удастся мобилизовать поддержку. Пространство для маневров у него сейчас ограничено, с одной стороны, внутриполитическими факторами — его рейтинг отнюдь не составляет 86%, а с другой стороны — отсутствием единства в исламском мире.

Отношения между мусульманскими странами очень непростые, каждый из значимых игроков в той или иной мере претендует на лидерство. Это на Западе Турция долгое время считалась некой моделью исламского общества, которая получит его, Запада, одобрение, но в исламском мире эта модель получила неоднозначное восприятие.

Например, Саудовская Аравия изначально заявляла, что светская модель исламского государства неприемлема, об этом же говорили и «Братья-мусульмане» в Египте. Поэтому вряд ли в данной истории исламский фактор даст Эрдогану какие-то очки в исламском мире.

— Какая линия мобилизации в таком случае будет для Эрдогана основной?

Р. П.: Более вероятна мобилизация общетюркского фактора, и об этом уже можно судить по турецкой блогосфере, в которой доминируют антироссийские настроения с общетюркским акцентом.

Тюркский фактор в российско-турецких отношениях проявлял себя уже не раз — фактически с момента развала СССР Турция позиционирует себя именно как лидер тюркского мира. Причем этот фактор значим даже на языковом уровне, поскольку тюркские языки не слишком сильно разошлись друг от друга.

В отличие от русского языка, где различаются слова «турок» и «тюрк», в турецком языке слово türk означает любого представителя тюркского мира в широком смысле, к которому принадлежат не только собственно турки, но и азербайджанцы, узбеки, казахи, татары, ряд народов Северного Кавказа и так далее. Для турок все они братья-тюрки, хотя, конечно, сами турки видят себя неким ядром тюркского мира.

— И все же еще никто не забыл о недавнем визите Эрдогана в Москву на открытие Соборной мечети. Как теперь воспринимать этот эпизод российским мусульманам в контексте неожиданного обострения отношений с Турцией?

Р. П.: На мой взгляд, приезд Эрдогана в Россию в большей степени следует рассматривать в контексте имевшихся на тот момент общеполитических отношений России и Турции, а не в религиозном отношении. Эрдоган всегда позиционировал себя как независимого макрорегионального лидера, и в Москве на открытии Соборной мечети он выступал прежде всего именно в этой роли, а уже затем в качестве руководителя одной из стран исламского мира.

— Откуда тогда взялся расхожий образ Эрдогана как исламиста? И насколько он, по вашему мнению, соответствует действительности?

Р. П.: Эрдоган, безусловно, активно пользовался исламским или исламистским дискурсом, неоднократно принимал участие в ключевых для исламского мира мероприятиях, но внутри исламского мира слишком много противоречий, у каждого государства свое представление о модели ислама.

Поэтому Эрдогана, конечно же, нельзя называть «классическим» исламистом, у него есть определенное представление о роли ислама в Турции, но это представление не является универсальным для всего исламского мира. И если говорить объективно, то Турция была и остается одной из самых секуляризованных стран исламского мира.

Но, несмотря на то, что в свое время Ататюрк преобразил Турцию самым радикальным образом, историческая память современных турок сильно османизирована, и то же самое можно сказать об их осознании ислама. Например, идея халифата у турок ассоциируется прежде всего с тем периодом, когда титул халифа принадлежал османскому султану, а не с арабским периодом халифата.

— Что могут потерять российские мусульмане в случае значительного сокращения контактов с Турцией? Насколько серьезным духовным авторитетом турецкие богословы являются для российских?

Р. П.: Наиболее плотные контакты между Россией и Турцией по исламской линии были в 1990-х годах, когда в России еще только выстраивалась, так сказать, исламская инфраструктура, в том числе такая ее важная часть, как образование. Тогда для российских мусульман Турция, конечно же, была неким образцом исламского государства, и образ турка как мусульманина был сильно идеализирован.

Однако затем отношение к Турции у российских мусульман стало менее эмоциональным. С одной стороны, в России появились собственные исламские кадры, с другой, все-таки Турция для россиян, и для мусульман в том числе — это прежде всего страна туризма и шопинга, а не духовный лидер, духовный ориентир или духовный центр.

К тому же в определенный момент религиозные контакты с Турцией стали, так сказать, активно фильтроваться, поскольку к ряду турецких богословов, работавших в России, возникли вопросы у правоохранительных органов.

Скажем, в начале девяностых в Россию прибыло много последователей известного турецкого богослова Саида Нурси, однако в 2007 году ряд его книг были признаны экстремистскими, а вскоре после этого организация последователей Нурси «Нурджулар» была запрещена в России.

С другой стороны, по линии российских духовных управлений мусульман контакты с турецкими коллегами были и остаются регулярными, и вряд ли они полностью прекратятся даже в случае серьезного обострения политических отношений, хотя и будут, скорее всего, в определенном виде пересмотрены. Конечно, в российском исламском сообществе есть определенные протурецки ориентированные группы, но они не составляют большинство.

Кроме того, следует учитывать, что российские мусульмане тоже в достаточной степени секуляризированы.

— Насколько актуальной для Турции в сравнении с Россией является тема противостояния между «официальным» исламом и сторонниками «чистого» ислама? Может ли эта тема выступать поводом для сохранения контактов вопреки политическим разногласиям?

Р. П.: Исламское пространство в Турции достаточно разнообразно, но ключевую роль здесь играет министерство по делам религии (Диянет), а наиболее влиятельными являются суфийские джамааты. Есть в Турции и фундаменталистско-салафитские группы, но они в явном меньшинстве. Однако все эти группы могут оказывать очень серьезное влияние на политическую ситуацию в стране.

Например, Фетхуллах Гюлен — лидер очень влиятельного религиозного движения «Хизмет», гражданин Турции, ныне живущий в США, некоторое время преследовался турецкими властями в судебном порядке. В начале правления Эрдогана, казалось, он даже вернется в Турцию, но между сторонниками эрдогановской Партии справедливости и развития и движением «Хизмет» произошел раскол, Эрдоган даже неоднократно проклинался Фатхуллой Гюленом.

Кстати, многие тогда указывали, что именно через движение «Хизмет» США инициировали обвинения Эрдогана в коррупции, после чего ему пришлось сменить ряд министров в правительстве. Так что, даже если вынести за скобки теории заговора, влияние некоторых религиозных кругов в Турции достаточно высоко.

— Какой отклик в российской части тюркского мира, по вашим наблюдениям, получили последние события?

Р. П.: Если говорить о Татарстане, то, конечно, присутствует немалая обеспокоенность, поскольку здесь в значительной мере присутствует турецкий бизнес, в Казани действует турецкое консульство, в целом уровень контактов достаточно высокий. Поэтому все надеются, что ситуация разрешится в лучшую сторону.

Отдельно хотелось бы отметить российских турков-месхетинцев, которые из всех тюркских народов России наиболее интегрированы в отношения с Турцией, в том числе потому, что многие из них в свое время уехали туда на постоянное место жительства. Среди них, насколько я могу судить, обеспокоенность ситуацией наиболее высока.

— А наши новые соотечественники, крымские татары?

Р. П.: В период, когда Крым принадлежал Украине, Турция очень сильно опекала крымских татар, но в момент присоединения Крыма к России турки и Эрдоган в частности, как известно, повели себя достаточно сдержанно, и это привело к тому, что часть крымских татар в Турции разочаровалась.

У радикального крыла крымско-татарского сообщества конфликт России с Турцией, безусловно, вызовет некое воодушевление, но это лишь небольшая часть всего народа. Все же у крымских тюрков идентичность в значительной степени ориентирована на татарскую составляющую, в отличие, к примеру, от турок-месхетинцев.

— В чем все же, на ваш взгляд, заключается ключевая причина нынешнего обострения российско-турецких отношений, если отвлечься от непосредственного повода со сбитым самолетом?

Р. П.: Подробный анализ этой ситуации приводит меня к предположению, что в Турции могли очень негативно воспринять выступление Владимира Путина на недавнем саммите G20 в Анталье, где президент России дал понять, что определенные участники «двадцатки» включены в контрабандные нефтяные потоки с территории ИГИЛ* и финансирование этой организации. За этим и могла последовать реакция с турецкой стороны.

Причем здесь не стоит отбрасывать и возможную спонтанность сложившейся ситуации. Турецкая газета «Джумхурият», журналисты которой сейчас обвиняются в разглашении сведений о турецких поставках оружия на территорию Сирию, опубликовала недавно информацию, что военное руководство Турции приказа об атаке на российский Су-24 не получало, летчик сам принимал решение.

Не знаю, как такое возможно с военной точки зрения, но дальнейшие противоречивые заявления турецких властей после инцидента отчасти подтверждают эту версию. Если бы это была продуманная провокация, то к ней были бы подготовлены «официальные версии». Однако некоторые заявления турецких властей звучали нелепо, к примеру, о неосведомленности о том, что это был российский самолет.

— Как вы оцениваете дальнейшие перспективы конфронтации?

Р. П.: Думаю, здесь нужно принимать во внимание внутренние факторы: экономическая, да и политическая ситуация в Турции не настолько блестяща, чтобы инцидент с самолетом дал Эрдогану некий карт-бланш и возможность мобилизовать турецкое общество. Эмоционально определенная часть турецкой элиты его позицию поддержит, но затем на первый план вновь выйдут экономические аспекты отношений с Россией, которые и будут играть решающую роль в дальнейшем развитии ситуации.

беседовал Николай Проценко

* Запрещенная в РФФ террористическая группировка