О претензиях Прибалтики: и палачи, и жертвы той эпохи мертвы, — мнение публициста

Разговоры латвийских политиков о желании получить с России компенсации за сталинские репрессии, споры вокруг станции, названной в честь цареубийцы, демонстрации 7 ноября с портретами Сталина — все это создает впечатление, что прошлое вполне себе еще живо и кусается, и нам предстоит решать, что с ним делать.

История — очень тяжелая наука. Прошлое всегда полно зла и горя. Как для нашей страны, так и для других стран. Мы живем в падшем мире, полном жестокости и несправедливости.

Увы, оглядываясь на прошлое, мы неизбежно обнаруживаем там вещи, которых предпочли бы не видеть — и не только мы. Гражданин любой страны — той же Латвии, или Британии, или США, какой угодно, обнаружит какой-нибудь местный вариант «а у вас негров вешали», какие-нибудь свои скелеты в шкафу.

У нас нет выбора в отношении прошлого; у нас есть выбор в отношении того, как к нему относиться. Можно создавать «институты национальной памяти» и заниматься каталогизацией обид для последующего предъявления кому следует — они нам, мы им.

«А платите нам за жертв НКВД!» — «А вы нам тогда за латышских стрелков! И за латышских карателей во время войны! И, кстати, просто интересно, куда вы в те бурные годы подевали всех своих евреев? Не хотите и за них кому-нибудь заплатить?»

Многие этим активно занимаются — какой-то части восточноевропейского электората это интересно. Хотя выстраивать национальное самосознание на культе обиженности… вряд ли получится здоровое национальное самосознание. Нынешнему поколению русских не приходит в голову предъявлять претензии нынешнему поколению немцев — а если бы мы такие претензии стали высказывать, это выглядело бы скорее жалко и недостойно.

Но для некоторых латвийских и других восточноевропейских политиков это, по крайней мере, претензии, обращенные вовне — за пределы национальных границ.

Внутри России осмысление исторических трагедий ХХ века, революции, Гражданской войны и особенно репрессий порождает странное разделение. Одни люди объявляют себя душеприказчиками жертв и предъявляют претензии от их имени; иногда полагая себя даже прямыми потомками страдальцев, а своих оппонентов — потомками палачей. Правда, после того, как кто-то залез в генеалогии и выяснил, что с предками у всех по-разному, эта идея заглохла.

Но предъявлять претензии от имени жертв отсутствие родства по крови не мешает. Возникает вопрос — кому. Тройкам особого совещания? Лагерной охране? Стукачу-соседу? Все эти люди давно уже мертвы, как и их жертвы.

От России в целом ожидается, что она должна покаяться и признать свою вину перед душеприказчиками жертв. Возможен и более прицельный перенос вины — на ФСБ, которая объявляется преемницей НКВД, на «путинское большинство», еще на какую-то группу политически чуждых граждан.

Какую это вызывает реакцию? Требования тех же латвийских политиков большинством у нас воспринимаются с неприязненным недоумением.

В самом деле — вот я сижу, никого не трогаю, внезапно является некий иностранный гражданин и требует с меня платить и каяться по поводу преступлений, в которых я точно не участвовал, потому что тогда до моего рождения оставались еще десятилетия. Как, впрочем, и до рождения требовательного гражданина, который лично пострадать от этих преступлений не мог при всем желании.

Но даже если гражданин наш, его претензии выглядят не менее странно. И они порождают похожую раздраженную реакцию — ах, хотите, чтобы мы тут платили и каялись за преступления Сталина? А вот не было никаких преступлений! А если кого и расстреляли, то за дело!

Замок защелкивается, и между двумя полюсами загорается эклектическая дуга — душеприказчики жертв нашли надлежащих преемников палачей, и вот они друг друга обличают со всевозрастающим праведным гневом.

Выяснение того, что произошло на самом деле и какие из этого надо сделать выводы, в пространстве общественной дискуссии превращается в скандал на коммунальной кухне. Можно ли уйти от этого? Да.

Прежде всего — отказаться рассматривать историю в качестве резервуара претензий. И палачи, и жертвы той эпохи, за очень редкими исключениями, мертвы. Жертвы никого не уполномочили предъявлять претензии от их имени кому-то из наших современников. Вина палачей является личной и не может никому вменяться «по наследству».

Требовать от кого-то платить и каяться за преступления, имевшие место задолго до его рождения, за злодеяния хоть НКВД, хоть латышских легионеров, хоть Тевтонского ордена, хоть хана Батыя — абсурд.

Если мы откажемся от этого, мы сможем обрести в истории источник мудрости, а не претензий. В прошлом совершались страшные, кровавые дела. Мы можем рассмотреть почему и как не допустить такого в будущем.

Мы обходимся без претензий к нынешнему поколению немцев. Мешает ли это нам заниматься историей Великой Отечественной войны? Напротив, помогает. Потому что история — это одно, а «национальная память» — это совсем другое.

Сергей Худиев