Почему юго-восток нельзя мерить Крымом

Донбасс – это не Крым. Вообще все не Крым, кроме Крыма. Но почему-то этот трюизм сегодня никто и нигде отчаянно не хочет понимать. С точки зрения российского обывателя, оба региона стонут под пятой «киевской хунты», и там и там повсеместно хотят в Россию, а значит, надо людей спасать.

Заблуждения не только «в низах» – достаточно включить телевизор, чтобы понять: мифами пронизана вся вертикаль. Спроса на дипломатию нет вовсе. В сознании российского большинства одна часть Украины настолько близка России, что с ней и так все понятно, а другая половина страны настолько России чужда, что и говорить с ними бессмысленно. Блестящая почва для иллюзий.

От Севильи до Гренады раздаются канонады


По факту Крым – это единственный регион Украины, в котором число русских (58% на полуострове и 72% в Севастополе) превышало число украинцев. В Донецке, Луганске и Харькове ситуация уже иная – это регионы, в которых живут русифицированные украинцы (русских, по данным переписи, здесь 14%, 12% и 9% соответственно). Мелочь? Не совсем. Имманентные связи, конечно, дело спорное, но сбрасывать их сразу со счетов нельзя. К тому же обосновать, почему «Крым – наш», российский обыватель еще сможет. А что он вообще знает о том же Луганске?

Полуостров никогда не был вовлечен в процесс украинского госстроительства. Выходцев из Крыма почти не было на высших руководящих постах, отношение к местным элитам в столице было прохладным, а сами эти элиты (по причине почти полной деиндустриализации полуострова) никогда не были сильны, чтобы играть хоть какую-то роль в общеукраинском пасьянсе.

Мои крымские коллеги, перебираясь в Киев, нередко довольно быстро теряли свою региональную идентичность. Они предпочитали окрашивать себя в цвета окружающей обстановки – для них это был естественный способ не разрываться между разновекторностью прежней (малой) и новой (столичной) родины. А вся Восточная Украина была в украинский проект даже не вшита – вмурована.

Именно здесь сосредоточены ключевые промышленные активы, родившие украинский олигархат. Именно местный олигархат учреждал политические партии, игравшие на особенностях региона. Именно особенности региона предоставляли плодородное поле для популизма, на котором социально-экономическую повестку раз за разом подменяли гуманитарно-цивилизационной.

Хватит кормить Донбасс?


Когда Крым и юго-восток не хотят в Европу, они не хотят туда по разным причинам. Для полуострова дрейф на Запад – это в первую очередь утрата всего того исторического концепта, на котором строилось самоощущение большинства крымчан. Лишившийся промышленности полуостров воспринимал ассоциацию с ЕС прежде всего как вывод Черноморского флота, отказ от России и чуждый цивилизационный набор. Для промышленного юго-востока все было куда прозаичнее. Евроинтеграция и закрытие границы с Россией для него были в первую очередь вопросами повседневного выживания.

Благосостояние жителей индустриальных восточных областей зависит лишь от того, смогут ли местные заводы продавать свою продукцию. Если Крюковский вагонный завод в Кременчуге закроется (а он поставляет продукцию в Россию), куда идти такелажнику с этого предприятия? Переучиваться на программиста? Или открывать собственный бизнес? Люди в возрасте за сорок, выросшие в строгих иерархичных системах, вряд ли обрадуются перспективе ломать привычный быт.

Как жить с новыми тарифами на ЖКХ, роста которых требует МВФ? Куда идти работать, если родное предприятие окажется за рамками рентабельности в новых условиях? Какой прок в облегчении налоговой нагрузки на бизнес, если эти люди привыкли считать коммерцию разновидностью спекуляции?

К тому же играет роль и распространенный миф о юго-восточной Украине как о главной кормилице страны. Никто не берет в расчет, что Донецкая область лидирует по количеству дотаций из госбюджета. Местные шахты – это нечто вроде АвтоВАЗа: не закрывают лишь потому, что некуда потом будет деть людей, оставшихся без работы.

Повестка юго-востока всегда была куда более социальной, чем повестка Крыма. Здесь хотят не столько языка, сколько заботы, патернализма, простого человеческого сопереживания. Партия регионов всегда говорила с этим регионом на одном языке, в отличие от своих оппонентов, предпочитающих изображать из себя проевропейских прагматиков. Попутно регионалы полностью зачистили политическое поле, уничтожив ростки конкуренции. В итоге, когда Партии регионов де-факто не стало (из нее продолжают бежать депутаты целыми группами), регион почувствовал себя брошенным. И испугался. А чего вы хотели?

Испорченный телефон


Российские каналы увлеченно показывают украинских радикалов, которые говорят, что юго-восток надо примерно наказать. Пусть их, в конце концов, они как утро и «Нескафе» – созданы друг для друга. В Киеве сейчас обретает популярность иная точка зрения: что если уж эти регионы так хотят отделения, то надо просто провести тот самый пресловутый референдум. Только по-честному, под контролем международных структур, без истерик и запланированных результатов. Чтобы решение принимать без эйфории и «зеленых человечков» на улицах. В таком случае каждому местному жителю придется самостоятельно взвесить аргументы за и против отделения, а принятое решение признать. Сторонники идеи правы в том, что по итогам голосования тема сепаратизма снимется окончательно: либо с проигрышем сторонников концепции, либо с их победой. Ключевой месседж здесь – нужна не большая страна, а удобная.

Впрочем, эта идея, скорее всего, так и останется в категории прекраснодушных мечтаний. И не потому, что официальный Киев не решится на такой поворот, а в первую очередь потому, что в происходящем на юго-востоке видят руку Москвы. А после Крыма границ аппетитов Кремля на Украине не знает никто.

Есть особенность: между Россией и Украиной существует лишь односторонняя коммуникация. В России украинское ТВ не смотрят и сайтов местных не читают, а вот украинцы за российскими СМИ следят довольно внимательно. Здесь не пропускают мимо ушей заявления отдельных спикеров из РФ о том, что Украину надо окончательно разделить. Здесь услышали Егора Просвирнина, заявившего, что Западную Украину надо отдать Польше, а все остальное вернуть России, потому что, мол, иначе украинцы никогда и не простят крымского сценария. Это ему принадлежит тезис о том, что через двадцать – тридцать лет роли поменяются и окрепшая соседка будет для России тем, чем когда-то стала Ирландия для Великобритании. Да, быть может, кто-то считает Просвирнина маргиналом, но на Украине его маргинальность воспринимается всего лишь как право не подбирать выражения.

Разница между двумя странами сегодня в том, что в России Украину недооценивают, а на Украине Россию переоценивают. Судите сами, какая из двух стратегий более перспективна в ситуации пусть и холодной, но войны.

Павел Казарин