У солдата Юры Шипитко, было только одна просьба, не ампутировать ему руку

До марта я работал менеджером на одной фирме в Черновцах. Только начал неплохо разбираться в продажах - пришла повестка. Я ушел, не колеблясь. На таком рвении был; даже думал, что Крым будем отбивать.

Мне многие говорили, что могут отмазать. Я отвечал: "Вы что? Ни фига. Это моя земля, а Россия уже совсем обнаглела - еще и сюда, на запад дойдут"

Я живу сейчас один. Если бы хотел, то у меня была возможность бежать за границу. Там в течение пятнадцати лет моя мама живет и работает, а отец умер 4 года назад.

25 марта я уже был в Белой Церкви в составе 72-й бригады. Потом - полигон, а дальше - поля Запорожской области. В зоне АТО поехали в июне. К тому времени были на армейских харчах, на армейских матрасах. Но впоследствии подключились волонтеры, и их поддержка стала очень ощутима. Когда нас отправляли в Донецкую область, у меня даже броника не было, а без него туда ехать страшно.

За нашу армейскую зарплату я купил себе телефон, с которого можно выходить в интернет, и начал в фейсбуке кипишивать, искать возможность броник как-то получить. Хорошо, что у меня в друзьях был один журналист. Он нашел волонтеров, которые мне купили броник. Но прислали его уже тогда, когда я проехал всю Донецкую область. Пронесло, как говорится.

Наш взвод прикрывал пограничников в Амвросиевки и Успенки. Многих из моего гаубичного дивизиона отправили вдоль границы, на подмогу другим батальонам. Я был во взводе управления, поэтому остался на той же позиции. Но потом мы превратились в взвод обеспечения: грузили и отправляли снаряды. За тот период, что мы там пробыли, все очень сдружились. А если и возникали какие-то недоразумения, то смеялись: "Чего между собой бьемся? Пошли лучше побьём какого сепаратиста."

Был такой нюанс: местные не хотели нам воду давать. Но когда водонасосная станцию террористы разбомбили, они и сами без воды остались. Наши отбили и починили там все, тогда они начали водой делиться. Местные люди на своем примере могли почувствовать разницу между нами и террористами.

На войне становится страшно, когда тебя ранили, тогда и начинают лезть такие мысли: будешь жить или нет. Перед тем, как ранили именно меня, 3 дня летал беспилотник, 3 дня мы его гасили и не могли сбить, и три дня нам докладывали, что будут обстрелы.

На 4-й день, когда его наконец сбили, рация замолчала, разведка ничего не сообщала, мы как-то расслабились, сняли броник, каски. Раз ночь была, я лежу и слышу "бух-бух-бух" - пошел дождик "града". Встал, чтобы бежать в бункер, но сразу упал, потому что снаряд попал возле палатки, когда пришел в себя, хотел встать, но рука словно прилипла к земле, - все пекло и болело. Слышал, что снаряды продолжают падать, увидел еще одного раненого рядом. Мы так с ним и просидели под обстрелом некоторое время.

Другие ребята попрятались в бункер, но когда нас двоих не досчитались, некоторые из них не побоялись выбежать под обстрелом, чтобы нас спасти. Был у нас там офицер один, так он спрятался в самый уголок, сидел и не рыпался. Сам был замполит и психолог. Нам постоянно рассказывал что и как нужно делать, а когда дошло до дела - первым скрылся. А тех ребят, что нас спасли, я искал, узнавал кто они, чтобы отблагодарить. Когда все закончилось, приехала за нами машинка, отвезла в наш полевой медпункт, а под утро нас оттуда забрали. В тот вечер было 5 погибших и 20 раненых, а в новостях все разделили на два.

В меня попало три осколки: один в череп, второй возле позвоночника и третий в руку. Если бы тот, что возле позвоночника - на миллиметр в сторону, была бы совсем другая ситуация. Да и с черепом так же: не убили, а в кости осколок остался. Наибольшие проблемы сейчас с рукой. Выяснилось, что там перебиты все нервы. Мне сделали уже 4 операции, но все равно, нервы очень долго восстанавливаются.

Была еще вена перебита. Ее зашили в Днепропетровске, а когда поняли, что с нервами проблема, отправили в Киев. Там мне руку спасли. Различные хирурги приложили максимум усилий для этого. Потому что я каждый раз, когда ложился на операционный стол, просил не ампутировать, говорил, что я еще смогу ей работать. Даже пытался потрогать ее.

Маме я говорил, что меня призвали, но подробности не договаривал, чтобы не кипишувала. Когда меня ранили, я писал смски друзьям, но случайно отправил сестре. А потом у меня связи не было, а мама как раз пыталась дозвониться, могу  только представить, что она там пережила.
Я сейчас смотрю на многих со злостью, потому что некоторые люди пошли воевать, а те, кто не пошел на войну, еще и насмехаются иногда над атошникамы. Мне говорили: "Ты дурак, что ты туда пошел".

Ходишь по городу, смотришь, как молодежь бухает в барах, а потом на пьяную голову выходят и кричат: "Слава Украине и Путин - ла-ла-ла", показывают какие они герои.

А моего товарища, который тоже был в зоне АТО, отколошматили очень сильно. Я на него посмотрел - лицо даже не узнал. Его вот такие "патриоты" отлупили, за то, что он русский. Но живет он в Украине, и пошел воевать за Украину.

В Черновцах снимали какой пророссийский сериал, о Второй мировой. Я когда только узнал, начал протестовать, как такое можно допускать. Менты перегородили дороги и дали им снимать. А хуже всего, что продажные люди, за 150 гривен идут в массовку. Если бы я был здоров, я бы их вылавливал и наказывал своими методами. Потому что народ у нас просто спит.
Мне хотелось того, что и всем: спокойной жизни, работу, семью.

После Майдана хотелось что-то менять в стране. И я попытался немного что-то изменить - пошел в армию. Но не успел много. Думаю, что все еще впереди. Если я не могу защищать Украину физично, то буду теперь активистом. Людей надо тормошить.

У меня многие спрашивают, какой толк, что я был на войне, кроме того, что получил увечье. Некоторые люди думают, что если мы живем на самом Западе, то нас это не коснется, и им все пофиг. Поэтому я объясняю всем, кому только можно, что самое страшное сейчас - оставаться равнодушным. Стараюсь попадать на разные конференции. Буду следить, чтобы нас, атошникив, не обижали. Подключил журналистов. Хорошо, что среди них есть много таких, которые пишут правду.

Многие из ребят после ранений сидят дома, так как имеют психологические травмы, и единственное что им нужно, это покой. Но я не хочу, чтобы обо мне забыли, списали и сказали, что я сам где-то упал и загнал по пьяни себе осколок с какой-то бутылки. В тень заходить нельзя, потому что будет еще труднее получить справки, которые мне положено иметь. И на своем примере, как только я всего добьюсь, я буду помогать другим ребятам, если они сами не верят, что что-то может измениться. Потому что для тех, кто побывал на фронте, в гражданской жизни уже ничего не страшно.

Я сейчас не боюсь ни какого полковника, или мента, или прокурора, или еще кого-то. Он - такой же человек как и я, просто я там был, а он нет. Теперь он мне не имеет права сказать, что я простая Пешка, я такого уже не потерплю, а добьюсь того, чтобы бросить его в мусорный бак, как минимум.

После больницы я приехал в Белую Церковь за справкой. Там мне сказали: мы эти справки не выдаем. Вам нужно ехать к командиру, туда, где вы воевали, на Восток. Все печати у него. А тут он никакого зама не оставил. И вообще, как он все мог забрать с собой? А если с ним что-то случится, кто тогда мне выдаст эту справку?

Но я руки не опускаю. Потому что сейчас будет куча нахлебников, которые, наверное, ни разу и берцы НЕ обули, а справки будут иметь. Коррумпированность не исчезала пока ни куда. Но допускать такого нельзя, потому что Майдан и война произошли не зря.

Мы там, в полях, в целом провели 4 месяца. Мне понравилось, что были ребята со всей Украины. Там не хватает, конечно, каких-то обычных вещей: компьютера, одежды, к которой привык, душа с горячей водой, улыбок девушек, а то, как говорят, "еще не рожа, то Сережа". Поэтому ротацию должны делать хотя бы раз в месяц.

Но, несмотря на это все, и на то, что у каждого есть семьи, есть какие-то свои проблемы, почти все сидели до конца. И когда их даже в отпуск отправляли, то они возвращались без всяких колебаний. Сейчас я со многими ребятами общаюсь по телефону. Правда, некоторые из них по психушках лежат, потому что после того, как меня ранили, их еще не один день обстреливали.

Там, на войне, закалился мой характер. Я выжил, и значит, не просто так. Значит, что-то я еще здесь должен сделать. Я всегда был оптимистом, таким и сейчас остаюсь. Если бы нужно было, пошел бы снова воевать, но время покажет, что будет с рукой.

Источник: Цензор.НЕТ