Почему Цой жив, или о какой «Русской Весне» поет Юрий Шевчук (ВИДЕО)

По Сети неделю носились украинские свидомые патриоты с новой игрушкой. Но сейчас уже улеглось.

Мой, в прошлом любимый музыкант Юрий Шевчук, исполнил свою новую песню «Русская Весна».

Потрясающе «жизненное» произведение.

«Русская весна — чахлая сосна — пьяные бомжи — толпы Лен и Зин».

Исполняется вяло и неуверенно. Как для отчетности.

Поэтому свидомиты довольно быстро угомонились. Потому что попытаться задеть нас этим — это все равно, как пытаться дунуть перегаром на радостный зеленый танк на полном ходу.

Да и откуда взяться уверенности? Человек на сцене занимается тем, что сообщает человеку правду о человеке. Правду, которую слушатель не знает, не видит, но готов увидеть и узнать. И признать.

А теперь Юрий Юлианович стоит на сцене и говорит, что «Русская Весна» — это бомжи-каннибалы, сидящее в кустах ФСО и небесное Сочи.

Перед нами трагедия. Руины.

У творца свой особый способ познания — душевная связь с познаваемым, которая позволяет не разбирать познаваемое на элементы, не упрощать его и не омертвлять, а познавать сопереживая. Сопереживать — жить жизнью познаваемого. Это уникальная способность, которая дана не всем.

Для этого познаваемое нужно любить. Любить верно и уверенно, прочно и ясно. Переживать свою связь с ним.

На сцене перед нами — словно обрывок этой былой связи. Он не «держит» зал. Он просто перед ним стоит. Отдельно. Связи нет. Абонент недоступен. Вне зоны действия сети.

Человек на сцене не просто не в состоянии подключиться к народу, он боится его. Он пытается разобрать эту странную Русскую Весну, не чтобы понять, а чтобы ее омертвить этими заклинаниями. А она все равно есть.

И человек на сцене боится этого неубиваемого, непонятного, сильного и неизвестного.

Пока народ лежал пьяненький и несчастный в грязи, было как-то проще — стаканчик водки можно вынести, по душам поговорить.

А что делать с этим существом, которое вдруг решило, что оно должно не лежать вот тут под забором, а что-то изменить в мире? Нужна такому существу любовь со стаканчиком?

Испуганный непонятностью творец стоит на сцене и трясется. Как же это — говорит — вот только что же бомжи были. Да, они и сейчас есть, какая еще весна? Зины и Любы же есть? Есть. Преобразились они в Зинаид Премудрых и Любовей Прекрасных? Ну, вроде тоже нет. А почему тогда Русская Весна? — недоумевает поэт Шевчук.

А это потому, что Богу надоело ждать и слушать наше с вами нытье, Юрий Юлианович.

Придется нам быть прекрасными. Придется.

А для этого придется со многим расстаться и через многое пройти.

И сапоги железные истоптать. Семь пар. И в чан с кипятком нырнуть.

Все как обычно, все как всегда.

Сует Господь народ, которым решил заняться, в печь, на угли, поддает жару. Поднимается молот Господень над нами и ухает, выбивая искры, сплющивая рыхлое, превращая глухое в звонкое.

А почему ж Весна, если все так страшно? Откуда Весна, если вокруг грязь, зима и кровища? Почему сердце-то запело, если подлость вокруг?

А это душа радуется преображению. Нет радости больше, чем стать тем, кем тебя Господь задумал, а не пролежать жизнь у дороги душевным и даже чем-то симпатичным пьяненьким бомжиком.

А есть ли у тебя про такое песни, Юрий Юлианович?

У Цоя, как оказалось, есть. Народ поет «Кукушку», «Звезду по имени Солнце», «Мы сошли с ума».

Поет по-новому.

И поэтому Цой жив.

А ты, Юрий Юлианович, жив?

Есть такое понятие «круг общения». Через этот круг можно соединиться с тем, про кого поёшь, а можно наоборот — этим кругом разорвать свою связь. Отделиться этим кругом от народа как мягкими стенками в дурдоме. Так оно, конечно, удобнее — не надо чувствовать чужую боль, чужой страх, но вот только разве это жизнь — не жить одной жизнью с тем, кого любишь?

Цой жив.

А вы, мастера культуры?