Путин: Если бы мы позволили схомячить Сирию, тысячи людей с калашами уже бегали бы на нашей территории

Президент рассказал о российской операции на Ближнем Востоке, контактах с Западом и угрозах ИГИЛ

Владимир Путин дал интервью программе «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым»

- Мы живем в очень неспокойное время. Теракт в Турции, множество погибших, много раненых. К каким выводам можно прийти? - спросил телеведущий. - Что можно сделать, чтобы остановить эту волну террора?

- Нужно объединять усилия в борьбе с этим злом. То, что в Турции произошло, это, конечно, наглая террористическая вылазка. Это попытка дестабилизировать ситуацию в соседней и дружественной для нас стране. Тем более, это делается в ходе избирательной кампании. Явная провокация, конечно. Но эффективными мы будем только тогда в борьбе с этим злом, когда будем вместе с ним бороться.

- Мы попытались бороться вместе с мировым сообществом. И мировое сообщество нас не хочет слышать. Каковы наши реальные цели нахождения в Сирии?

- Мы заранее предупредили наших американских и других партнеров о наших намерениях. Нас вообще никто и никогда при планировании и начале операций подобного не предупреждает. А мы это сделали. Из доброй воли, исходя из соображений целесообразности. К моменту начала нашей операции уже 11 стран приняли участие в различных ударах по сирийской территории, и все это продолжается больше года. Самое простое было бы – присоединиться к нашим усилиям и таким образом легализовать свои собственные действия на сирийской территории. Но, к сожалению, пока мы об этом с нашими коллегами не договорились. Но мы не теряем надежды на то, что это можно еще сделать.

Надеюсь, что мы сделаем и следующий шаг, без которого урегулировать ситуацию будет невозможно, а именно: начнется совместная работа над поиском политического решения. Мы ведь говорим, когда слышим в наш адрес, что якобы наши удары приходятся не на ИГИЛ, не на другие террористические организации типа «Джабхат ан-Нусра», а на здоровую часть оппозиции: если вы знаете лучше, чем мы, ситуацию на территории, вы уже там присутствуете больше года, дайте нам цели, мы их отработаем.

- Отказали?

- Отказали. Сказали, что нет, на таком уровне мы работать не будем. Непонятно – почему. Если они действительно лучше знают и хотят бороться с терроризмом, назовите нам конкретные места, где укрываются террористы, где их пункты управления, склады с вооружением и техникой. Дайте нам цели. Чего проще! Но пока, к сожалению, мы до такого уровня совместной работы не дошли.

- Сирийская армия перешла в наступление. Насколько высока вероятность успешности наступления сирийской армии?

- Это зависит прежде всего от самой сирийской армии, от сирийского руководства. И мы не можем брать на себя излишние обязательства и никогда их не брали. Я с самого начала сказал, что активная фаза нашей работы на территории Сирии будет ограничена по времени сроком наступательных операций этой самой сирийской армии. И наша задача в том, чтобы стабилизировать законную власть и создать условия для поиска политического компромисса.

- Стабилизировать военным путем?

- Военным путем, конечно. Но когда рядом со столицей стоят подразделения международных террористов – ИГИЛ и иже с ними, то тогда, наверное, никакого желания договариваться с властями Сирии, которые чуть ли не в осаде сидят в своей собственной столице, не возникает. И наоборот, если сирийская армия покажет свою жизнеспособность и готовность, самое главное, бороться с терроризмом, покажет, что власть может это сделать, тогда и возможности достичь политических компромиссов будут значительно выше.

- Обозначает ли это, что вы все-таки рассматриваете вероятность использования вооруженных сил России для наземной операции в Сирии?

- Нет. Это исключено. Мы не собираемся этого делать. И наши сирийские друзья об этом знают.

- При этом точность, с которой наносятся удары, и те отчеты, которые представляет минобороны, показывают, что мы владеем ситуацией лучше, чем коалиция под крылом американцев. Откуда у нас такая информация?

- Мы готовились к этим военным акциям. Мы проводили предварительные мероприятия, мы сосредоточили в нужном нам месте и в нужное время достаточное количество сил, средств, боезапаса. Мы проводили настойчиво и длительное время разведку из космоса и с воздуха. Мы сопоставляли разные виды получаемой информации. И специалисты Генерального штаба в координации с сирийскими партнерами и другими странами региона создали, как вы знаете, информационный центр в Багдаде. И в результате обмена данными получили дополнительные сведения. Так что все, что происходит в небе и на земле, это не спонтанные действия, а исполнение намеченных ранее планов.

- То, что произошло 7 октября, произвело большое впечатление, в том числе и на военных экспертов. Удар Каспийской флотилии, пролет через две страны для поражения целей в третьей. Никто не ждал? Американская разведка перестала работать?

- Ну, я думаю, что она работает. И американская разведка – одна из самых лучших в мире. Давайте не будем бросать в нее камни. Это одна из самых мощных. Но и она не все знает. И не должна все знать.

- А что за ракеты использовались?

- Ракеты «Калибр». Они стоят у нас на вооружении не так давно, с 2012 года. Их дальность – 1500 километров. Собственно говоря, об этом уже говорили. Но это, конечно, высокотехнологичное, высокоточное современное оружие. И не только такими ракетами, но и наземной техникой, авиационной техникой вот этого новейшего поколения планируем перевооружить всю российскую армию. Это, действительно, сложные комплексы. И, как показала практика их применения, весьма эффективные.

- Как они шли?

- Над территорией двух государств. По ходу маршрута они совершили 147 поворотов, шли на высоте от 80 до 1300 метров. Со скоростью реактивного самолета. Это же не секретная информация. В принципе, все наши партнеры, во всяком случае, на экспертном уровне, осведомлены о том, что у России есть такое оружие. Но совсем другое дело – убедиться в том, что оно действительно есть, и наш оборонно-промышленный комплекс его производит. Что оно высокого качества, что есть люди хорошо обученные, подготовленные, которые эффективно его умеют применять. И что у России есть воля его применить, если это соответствует национальным интересам нашего государства и российского народа.

- При этом западные аналоги – лучше, хуже? Им есть чего бояться?

- Такие же. Аналогичные ракеты американского производства, морского базирования, по-моему, где-то 4,5 тысячи километров. Но у нас аналогичные системы ракетные, но воздушного базирования – тоже 4,5 тысячи километров дальность.

- Гонка вооружений?

- Нет. Дело не в гонке вооружений. Дело в том, что современные средства поражения доставки, они совершенствуются, меняются. И в других странах это происходит даже быстрее, чем у нас. Поэтому мы вынуждены, не отставать. Ведь наша госпрограмма вооружений создавалась несколько лет назад в условиях, когда не было никакого обострения международной обстановки. Эта программа была сверстана и реализуется не потому, что мы готовились к каким-то агрессивным действиям, а просто потому, что имевшиеся и имеющиеся сегодня еще на вооружении российской армии основные ударные комплексы, защитные системы, они постепенно устаревали и выходили в тираж. И подошло время их менять. И мы своевременно приняли эти решения.

- Барак Обама считает, что вы все это делаете исключительно из тщеславия, желания вернуть Россию на политическую карту мира. Мы можем себе позволить такое перевооружение? Мы можем себе позволить такую внешнюю политику?

- Дело не во внешней политике. Внешняя политика России – миролюбивая, без всякого преувеличения. Если посмотреть на политическую карту мира, увидеть, что из себя представляет Россия, становится очевидным, что нам не нужны ни чужие территории, ни чужие природные богатства какие-то. У нас всего достаточно. Мы самодостаточная страна. У нас нет необходимости с кем-то воевать и конфликтовать. Более того, в 1990 году ведь Россия была инициатором развода между республиками бывшего Советского Союза. Это мы проявили добрую волю и предоставили независимость всем бывшим республикам СССР.

Это же произошло не в результате какой-то гражданской войны и других конфликтов подобного рода. Это было общее решение. И среди этого общего решения основным было решение самой России. Поэтому у нас нет никакого желания воссоздавать империю, воссоздавать Советский Союз. Но мы должны защитить свою независимость и суверенитет – российскую. И мы это, конечно, делали и будем делать.

Что же касается экономики, эти решения по обновлению вооружений и по оснащению вооруженных сил нашей страны новейшими комплексами было принято несколько лет назад – лет десять назад мы уже об этом думали и соответствующие планы инициировали и формулировали эти задачи. Это все – высокие технологии. И вот задачи, которые мы решаем в этой сфере, побуждают нас к развитию не только прикладной, но и даже фундаментальной науки. А это имеет положительные последствия для всей экономики.

В этой же связи хотел бы сказать и о так называемом импортозамещении. Вот многие вещи, которые мы использовали в оборонке, мы закупали за границей. Это же было очевидным всегда, что закупать некоторые чувствительные вещи, чувствительные технологии, даже просто запасные части для оборонного комплекса, мягко говоря, это недальновидно. Легче было это делать, очень легко это было делать за нефтедоллары. Но нужно развивать свою науку, свое производство. И вот это импортозамещение, к которому нас подтолкнули партнеры, оно как нельзя на пользу идет. Поэтому здесь речь идет не о том, что мы создаем проблемы для своей экономики. Наоборот, мы только выводим ее на новые, высокотехнологичные рубежи.

-Военно-промышленный комплекс – это драйвер роста?

- Точно так. Это во всех странах на самом деле. И в Штатах, и в Европе, и в Китае, и в Индии. Вот мы создавали с индусами ракету «БраМос». Мы создали целую отрасль для индийской промышленности.

- Мы боремся с терроризмом, который угрожает нам, пытаемся остановить его на дальних подступах. Готовы ли мы внутри страны противостоять попыткам принести вновь боль и смерть на нашу землю?

- Вы знаете, мы уж как-то к этому привыкли. Там проявления, там проявления. К сожалению, ведь до сих пор мы от этого зла не избавились. Но в свое время, знаете, я, когда принимал решение по активным действиям против международных террористических банд, после нападения на Дагестан, мне тоже очень многие говорили: нельзя этого делать, нельзя того делать, пятого-раздесятого. Ничего нельзя. Потому что есть опасность, что террористы то сделают, это сделают. Я пришел к убеждению, что если бояться, что они что-то будут делать, то они обязательно это сделают. Надо на опережение действовать. Конечно, опасность такая существует. Но она и без активных действий в Сирии, хочу подчеркнуть, она и так существовала. И, если бы мы позволили, извините за моветон, схомячить эту Сирию, то вот эти тысячи людей, которые там сейчас бегают с автоматами Калашникова, они оказались бы на нашей территории. А так мы, во всяком случае на дальних подступах, поможем президенту Асаду с ними бороться.

- Там пытаются вбросить, что вы вступаете в войну на стороне шиитов против суннитов.

- Это ложный посыл. Мы вообще не делаем разницы между шиитами и суннитами. У нас значительная часть нашего населения – 10 % - исповедуют ислам. Я уже много раз об этом говорил. Они такие же граждане России, как и христиане, как иудеи. И мы разницы не делаем. Мы в Сирии ни в коем случае не хотим ввязываться в какие бы то ни было межрелигиозные конфликты. У нас цель только одна – поддержать законное правительство и создать условия для политического урегулирования. Вот из этого мы изначально исходили. И сейчас руководствуемся именно этим. У нас, слава богу, очень добрые отношения и с теми исламскими странами, большинство населения которых исповедуют ислам в его шиитском варианте, и с суннитами тоже у нас очень добрые отношения. Мы ими дорожим и хотим их дальше развивать.

- Были звонки от руководителей стран, которые поддержали наше участие?

- Дело не только в звонках. Мы же постоянно в контакте с людьми. И мы знаем, что они думают. Опасность терроризма маячит над очень многими странами региона. Один из лидеров стран региона мне как-то сказал и, действительно, так и есть, он сказал, что именно мы, страны региона, и именно исламские государства являемся первыми жертвами терроризма. И мы хотим и готовы с ними бороться. Но я не понимаю некоторых наших коллег и в Европе, и в Штатах, когда они говорят, что они борются с терроризмом, а реальных результатов мы не видим. Более того, хорошо же известно, сейчас программу в Америке закрыли по подготовке так называемой Свободной сирийской армии.

Планировали сначала подготовить 12 тысяч человек, потом сказали, что будут готовить 6, потом подготовили всего 60, а выяснилось с ИГИЛ воют только четыре-пять человек. Истратили 500 млн. долларов. Лучше бы они нам отдали 500 млн. долларов, и мы бы ими лучше распорядились с точки зрения борьбы с международным терроризмом. Это уже точно, как у нас в народе говорят – к бабке не ходи. Но во всяком случае, нужно вывести эту совместную работу, как я уже говорил, на полноценный обмен развединформацией.

Дмитрий СМИРНОВ

.